Идеальный клоун

Программу, которую показала Вишнева в Москве, она составила вместе со своим американским менеджером Сергеем Даниляном – тем самым, что осенью привозил в Россию проект «Короли танца» и поразил воображение умным и точным соединением в нем художественного и коммерческого подходов. «Красота в движении», премьера которой прошла в Калифорнии, тоже выстроена так, чтобы привлечь и неофитов, и эстетов.

В ней нет даже намека на те роли, с которыми ассоциируется сегодня имя балерины. Программа собрана из одноактных спектаклей трех хореографов, которых, казалось, невозможно объединить даже в безумном воображении. Балеты для «Красоты в движении» поставили Алексей Ратманский, который не только у нас, но теперь и в Америке отвечает за развитие неоклассики, руководитель знаменитой компании Momix Мозес Пенделтон, балансирующий на грани гимнастики и цирка, и создатель труппы Complexions Дуайт Роден, чьи спектакли представляют собой гремучую смесь пуантов с афроамериканским джаз-танцем.

В проекте «Красота в движении» соседство их постановок не выглядит экстравагантным благодаря Вишневой. Балерина, сумевшая переосмыслить и придать новую энергию даже «Лебединому озеру» и «Жизели», стала не только формальным центром программы – она объединила три созданных специально для нее балета своей неистовой жаждой высказаться. Пенделтон и Роден, впервые работавшие с Вишневой, предоставили ей спектакли, в которых сами упивались возможностями модели.

Трехчастный F.L.O.W. Пенделтона имеет говорящий подзаголовок, расшифровывающий аббревиатуру, – «Из любви к женщине». Эта постановка, больше похожая на эстрадное шоу, сначала вообще скрывает балерину, которая с двумя ассистентками ловко орудует светящимися в полной темноте руками и стопами. Во второй части Вишнева, распластавшись на зеркальном полу, демонстрирует пластичность своего маленького сухого тела, обнаруживающего не столько классическую элегантность, сколько модернистскую невероятную «бескостность». Финальная часть оказалась самой эффектной: балерина в вечернем платье и шляпе со спускающимися до пола нитями жемчуга мерно раскручивается, подобно дервишу, пока бусы не образуют фантастически переливающийся вращающийся конус.

Дуайт Роден в балете «Повороты любви» не стал низводить балерину до аксессуара. Но устроил настоящую дуэль Вишневой с американской звездой Дезмондом Ричардсоном. Ее тело, в композициях Пенделтона предельно мягкое и текучее, мгновенно превратилось в сгусток энергии. И пуля направленного действия попала в цель – именно этому балету достались самые бурные аплодисменты.

Но возможность сформулировать нечто новое предоставил Вишневой гораздо менее эффектный балет Ратманского. По словам самой балерины, она долго сопротивлялась постановке вокального цикла Шенберга. Однако именно здесь Вишнева единственный раз в программе оказалась представлена не как фантастический аппарат и не как энергетический донор. Балерина не стремится блистать и царить, как это принято у классических прим и как это было на недавних московских бенефисах. Она меняет маски, пол, внутренние состояния, оборачиваясь и Пьеро, и Коломбиной, вызывая ассоциации с Серебряным веком и вновь навевая воспоминания о хореографии Матса Эка.

«Лунный Пьеро» впервые определил Вишневу в пантеон идеальных клоунесс – ту категорию великих актрис, которых практически не осталось в современном театре.