Метафизика власти: Частные интересы управляют реформами


В культуре и науке происходит нечто несусветное - и, похоже, еще не вполне понятно, что именно. Такого сгущения скандалов не было давно или никогда. Страну один за другим сотрясают проекты разного калибра, но одинаковой конфликтности. И еще: во всех этих реорганизациях сочетаются вселенский замах и мелочная корысть, восторг администрирования и тихое крысятничество. Пока эксперты всерьез судят идеологию начинаний, проницательный обыватель видит в них прежде всего шкурный интерес: личные амбиции, карьерный расчет, корысть. Можно нацелиться на монополию или чужую недвижимость, а можно учинить реформу, чтобы забросить себя на «политический» уровень. На переправе тебя не сменят, как бы над тобой ни ржали: заложником начатой реорганизации становится само политическое руководство, особенно если для него главный кошмар - потерять лицо.

Эксперты таких упрощений не любят и стесняются, но в нашем положении часто точнее бывает именно «надсалатная конспирология» - как по месту, индивидуально, так и в общем понимании режима, его финальной трансформации.

Повторяемость схем - знак системного характера явления: чем мельче и прозаичнее задача, тем масштабнее демонстрационная цель и запрос на ресурсы. Когда Валерий Гергиев придумал слить на базе Мариинки питерскую консерваторию, балетную школу и Зубовский институт истории искусств, знающие люди тут же сказали: виной всему здание института с видом на Исаакий. Нелепого слияния скорее всего не будет, но институт уже в полуобмороке, а там... Это скромное заимствование. Лет двадцать кряду Ирина Антонова безуспешно уговаривала каждого нового начальника подарить ей соседнее здание Института философии. И вот придумала «музейный городок», в котором захват чужого дома не виден за малостью вопроса. Теперь этот пузырь лопается: нет ни концепции, ни проекта, ни денег, на него отпущенных, ни сбежавшего от позора Фостера, но активность в перехвате зданий лишь нагнетается по мере приближения местного конфуза и общей рецессии (если по уму, экономию бюджета начинают именно с таких слабых мест).

Не так давно поиск неэффективных вузов выявил ряд... ценных особняков. Скандал замяли, но теперь в науке реализуют то, что репетировали на образовании: погром в академии удивительно счастливо совпадает с новым этапом большой приватизации. Улучшений для науки никто не ждет (хотя неизбежны организационные и кадровые потери, в разы большие, чем в реформе МВД), однако будет передел «материальной части», статусов и зон влияния. А также ресурсов, оттягиваемых самой бюрократией: под видом смены караула создается еще один аппаратный монстр - на прокорм и потеху всех в науке не преуспевших, но пафосных и голодных.

Во всех этих проектах завышенная энергетика толкачей сочетается с редкой халтурой их изобретений. Схему Гергиева всерьез обсуждают, хотя она абсурдна и по-детски прямолинейна. План Антоновой в итоге свелся к банальному «хочу все!» (неважно зачем и как), однако напор не ослабевает, пугая уже и Эрмитаж, и самого лидера нации. Вылазка с якобы неэффективными вузами провалилась, но сейчас с тем же качеством методик оценивают эффективность научных институтов. Теперь это целая реформа, вписанная в большую политику, а там цели не меняют и средств не выбирают, в какой бы глупости проект ни уличили.

Самая интересная недвижимость - у гуманитариев: все российские власти, кроме этой, нашу гуманитаристику как минимум уважали и размещали с душой. Были и гонения, но есть и «сухой остаток»: Аверинцев, Асмус, Аникст... Или так: Лосев, Лихачев, Лотман... Нынешние, похоже, не знают, что это такое, а тем более, как его измерить. Отсюда вся эта «библиометрия асфальтового катка» - попытка формализовать оценку, распространив на всю сферу знания методики (в частности, индексы цитирования), давно и резко критикуемые в естественных науках, а в гуманитарных часто не работающие вовсе. В итоге к Рождеству мы получим «аудит результативности», который своими антинаучными (во всех смыслах) выводами лишь обоснует отторжение гуманитарного и резекцию «лишнего». Студенту с зачетом по философии науки ясно, что эта реформа застряла во временах до Дильтея и марбургской школы: результаты «наук о духе» здесь замеряют инструментами «наук о природе» с нелепыми данными про патенты, внедрение и проч. Но исправлять подход никто не будет. «Ночь длинных ножей» затягивать нельзя: надо все порубить в фарш, который потом не провернуть назад, даже когда и до самого верха дойдет трагическая глупость затеи - в том числе в плане интересов самой власти.

Можно, конечно, считать цели всех этих начинаний высокими и благими, а перехват материальных ценностей - нюансом. Но тогда вопрос: что случилось такого, отчего именно сейчас страну трясет от крайне болезненных реорганизаций, ранее никому и в голову не приходивших. Ведь скорее наоборот: в нынешнем положении правительству этим заниматься вовсе противопоказано.

Здесь есть логика, но она не всем понравится. Пока власть думала, что у нее порядок с практикой, о теории не вспоминали. Теперь, когда с практикой все хуже, власть переносит активность в науку, решая смежные задачи: показывать свою дееспособность, делить ресурс и развлекать население зрелищем важнее хлеба. Что там с экономикой, производством, пенсиями? - все это слишком приземленно, когда решается судьба науки, издавна бывшей в России частью идентичности и скрепой. А поскольку теперь ничего этого не будет, срочно нужна новая культурная политика, которая эти утраты чем-то восполнит. Наш эффективный менеджмент, пораскинув не мозгами, а тендером, решил, будто это дело... социологии. Так бывает, если в культуру приходят из прачечных и пожарных депо.

Акцент на частном интересе выглядит преувеличением роли «слишком человеческого», ошибочной редукцией. Но можно увидеть здесь и другое - торжество теории бифуркационных процессов, в которых именно малые сигналы на входе дают непредсказуемо мощные эффекты на выходе. Просто это другая реальность, и с ней еще надо уметь работать: «черный ящик» в принципе не позволяет предугадать, какая мелочь выведет систему из равновесия и приведет к необратимой, «тектонической» смене состояний. Это палка о двух концах. Режим позволяет случайным людям делать что угодно со страной, ее наукой, культурой, образованием. Но точно так же никто не знает, какая «мелочь» запустит процесс деконструкции системы, причем сразу вразнос. Тактика здесь одна: не начинать самим раскачивать лодку, а тем более не давать ее дырявить энтузиастам с беспокойными сердцами, но успокоенным мозгом.

Это проблема: известно, что именно авторитаризм (в особенности слабый) дает максимум возможностей для манипуляции снизу. Чем шире компетенции ручного управления, тем меньше компетентности реальной - и тем больше шансов продавливать шальные проекты. И совсем беда, если для людей это вообще хобби - принимать судьбоносные решения.

Но и этого мало для объяснения такого количества скандальных начинаний. Стиль кристаллизовался именно за последние два года: ломать через колено, не обращая внимания на доводы и вопли «лучшей части общества» (Вл. Сурков). Реакция власти на выборы 2011-2012 гг. дала в этом плане образец для подражания всей вертикали. Это уже целая философия со своей этической максимой: «Делай, что хочешь, и будь, что будет!».

Однако этот же эпизод с выборами показал, насколько все ненадежно. Протест «ввели в русло», но беды, связанные не с политикой, а с жизнью, только на подходе. Кудрин отошел вовремя: эти проблемы нефтью не зальешь и газом не надышишься. Скупка лояльности силовиков, когда нечем оплачивать терпение страны, - путь к эскалации конфликта, но и симптом безвыходности. Рейдеры на поле культуры и науки активизировались не потому, что сейчас сезон небывалого обострения хватательного рефлекса, а потому, что так устроен режим, вступающий в стадию суматошной агонии. Умирающий сучит конечностями, за все хватаясь, перед тем как навеки затихнуть.