Внешний долг: Жить по статистике

Что это за компании? Согласно большинству оценок от 55% до 60% корпоративного долга приходится на долю тех из них, основным акционером которых является государство: это прежде всего «Газпром», «Роснефть», ВТБ, а также ряд других. Выходит, что обязательства российского государства и его структур достигают $250 млрд, а чистый прирост долга в 2002–2007 гг. превысил $120 млрд. Если учесть, что Стабфонд составил на 1 ноября $147,6 млрд, окажется, что в непредвиденной ситуации его может хватить только на покрытие этих новых займов и процентов по ним года этак за два. Разумеется, не все так буквально, но факт остается фактом: в ближайшие 10 лет госкомпании вынуждены будут потратить не менее $200 млрд, которые могли бы остаться в России, на выплату долгов. Эффективность же использования госкомпаниями привлеченных ими средств не может быть сейчас оценена даже приблизительно.

Всем известно знаменитое высказывание Бенджамина Дизраэли о том, что «существует ложь, большая ложь и статистика»; в справедливости именно этой последовательности можно убедиться на разных аспектах российской экономической реальности. Но наиболее впечатляет не статистика роста уровня жизни или темпов инфляции, а цифры, призванные охарактеризовать состояние внешнего долга Российской Федерации.

Когда в начале 2000 г. Владимир Путин встал во главе страны, никто и не думал о «проблеме-2008» – все внимание было приковано к «проблеме-2003», так как именно на этот год приходился пик выплат по внешнему долгу. На 1 января 2000 г. за государством числилось $132,8 млрд. Но изменение глобальной конъюнктуры сырьевых рынков и ужесточение фискальных мер привели к тому, что к 2003 г. государство снизило свои обязательства до $98,2 млрд, к середине 2006-го – еще на треть и сейчас они составляют чуть более $37 млрд. Россия – одна из наименее обремененных долгами стран мира: по отношению к ВВП размер ее долга составляет менее 4%, к экспорту – около 10%.

Но так ли все хорошо? Не совсем. В начале 2000-х гг., когда российская экономика оправлялась после дефолта и приток капитала извне был крайне скудным, снижалась общая сумма долгов – не только государства, но и коммерческих структур. Однако начиная с 2004 г. она стала быстро расти – сначала на 22%, потом на 21%, в 2006 г. – уже на 29%, а в 2007-м прирост превысит 40% в годовом исчислении. Итог: сегодня Россия и российские компании должны иностранным кредиторам около $440 млрд.

Обычно россиян призывают не волноваться, заверяя нас: госкомпании эффективны, они имеют устойчивую выручку, и нет повода для беспокойства. Иногда говорят, что пришло время установить контроль за новыми заимствованиями и согласовывать их с Минфином или Центральным банком. Но вопрос даже не в том, успешен ли бизнес государственных компаний, а в том, собирается ли государство отвечать по их долгам (а ведь значительная часть «привлеченки» пошла на выкуп ЮКОСа и практически сразу оказалась в казне) и если собирается, то какие последствия это может вызвать.

Для оценки этого можно обратиться к примеру страны, которая 20 лет назад была во всем мире символом успешности, – Японии. Ее хозяйственная модель основывалась на жестком бюрократическом контроле над экономикой; не зря нобелевский лауреат Амартия Сен назвал Японию «единственной коммунистически организованной нацией, достигшей впечатляющих экономических результатов». В принятии решений последнее слово оставалось за министерством внешней торговли и промышленности и минфином. Власти напрямую или через своих представителей контролировали около 40% экономики. Бывшие правительственные чиновники (amakudari) в 1990 г. возглавляли 1114 из 2200 крупнейших компаний (хотя действующие и воздерживались от такой чести). Государство через скрытые формы финансирования обеспечивало почти 30% всех производственных инвестиций. Процесс распределения госконтрактов даже имел особое название – dango – и предполагал, что победители каждого конкурса известны задолго до проведения; «откаты» в 20% считались нормой. Близкие к правительству компании делали долги, не думая об эффективности: монополия обеспечивала им нужную доходность. Процветали торговля, фондовые и риэлторские операции. Если в США розничные цены товаров превышали отпускные цены изготовителей в среднем на 70%, то в Японии 350%-ная наценка мало кого удивляла. За все платил потребитель, на всем зарабатывали чиновники.

В 1990 г. «коммунизму с японской спецификой» наступил конец. Стремясь избегнуть массированного промышленного спада, правительство стало покрывать долги компаний, находившихся в состоянии технического банкротства. Государственный долг вышел на поверхность – и с 1985 по 1999 г. вырос с 84% до 310% (!) ВВП. Подконтрольный правительству Банк Японии опустил ставку до 0%. Была запущена специальная Фискальная инвестиционная и ссудная программа (Fiscal Investment and Loan Program), которой в самом тяжелом 1997 году пришлось потратить на покрытие корпоративных долгов почти $410 млрд.

Означает ли все это, что России не следует идти по японскому пути? Вопрос так вообще не стоит: слишком уж велика разница между реально модернизировавшейся Страной восходящего солнца и жирующей за счет растущего импорта Страной утекающей нефти. Но можно уверенно утверждать: государство не позволит обанкротиться компаниям, в которых в каждом втором шкафу спрятано по неприятно пахнущему скелету и которые сегодня государственны только на бумаге. Ему придется выплатить миллиарды, якобы зарытые в сибирских просторах и истраченные на нелетающие самолеты, никому не нужные автомобили, нанотехнологии и компьютерные программы.

Остановить процесс накопления государством долгов частных фирм никто из нас не в силах – об этом позаботились те, кто приватизировал и власть, и страну. Нам остается требовать хотя бы правды. Привлекаемые госкомпаниями ссуды должны учитываться на особых счетах в Министерстве финансов; они должны гарантироваться государством, а предельный размер этих гарантий должен утверждаться Государственной думой так же, как предельные размеры государственного долга США – конгрессом. Страна должна знать не только тех, кем ей указывают гордиться, но и тех, за кого ей, возможно, придется расплачиваться. Нужно жить не по лжи, а по статистике, сделав ее предварительно честной и достоверной.