Вектор: Хард энд софт
Развитие политической ситуации в России нынешним летом вызывает недоумение и растерянность, переходящие в легкую оторопь.
Вспомните, еще весной и в начале лета большая часть российской элиты была охвачена ожиданием перемен. Даже скептики и циники, возвращавшиеся с Петербургского экономического форума, говорили о какой-то новой атмосфере, которую там почувствовали. «Вы слышали, что сказал Шувалов? А что вы думаете насчет последнего заявления Медведева?» Все новости, намекавшие на близкий конец «путинского похолодания» в российской истории, ловились с жадностью и немедленно становились информационными топами. Высказывания «нового президента» входили в резонанс с опросом крупнейших российских бизнесменов, продемонстрировавшим удивительное единодушие адмиралов бизнеса в понимании наиболее желательного вектора дальнейшего развития России.
Вектора, который можно обозначить словом «софт» и который подразумевает институциональное обновление, улучшение правового режима, демократизацию экономической жизни, отказ от концентрации ресурсов в руках государства и возвращение веры в инициативу частного капитала. Вектора, в рамках которого стратегические интересы России на внешней арене не сводятся к интересам газовой геополитики, правоохранительная система не является репрессивным механизмом, защищающим тех, кто находится у власти, а госкорпорации выглядят исторической аномалией.
Разворот обозначился во второй половине июля. Знаменитое выступление премьера Путина о группе «Мечел» стало холодным душем, живо вернувшим нас к реалиям и системе понятий последних лет: к делу ЮКОСа, тотальной геополитике, пресловутой «вертикали», «диктатуре закона», «интересам власти» и «ответственности бизнеса». То есть к тому вектору развития страны, который можно обозначить словом «хард».
В данный момент не так важно разобраться в том, какие пружины и силы сделали возможной краткую российско-грузинскую войну в августе 2008 г. Важно осознать тот выбор, который сделало российское руководство по итогам этого кризиса. Потому что признание независимости Южной Осетии и Абхазии является таким выбором, который определит рамки возможного развития России на много лет.
И в этом смысле случившееся, как ни странно, вполне уместно сравнить с арестом Михаила Ходорковского в октябре 2003 г. Именно этот арест и последовавшее затем банкротство ЮКОСа определили на несколько лет вектор развития политической и экономической системы страны. Как красный флажок, они обозначили коридор возможностей, за границы которого для власти нет выхода. Они стали тем системным событием, которое уже без посторонней помощи начинает форматировать политическую и экономическую реальность в рамках заданного направления.
Они определили, кто уйдет из власти, а кто в ней останется и горизонт возможностей тех, кто остался. Они определили необходимость фактического введения цензуры и давления на средства массовой информации, свертывания политической конкуренции, запугивания и преследования «несогласных». Они определили то, какой будет правоохранительная система и в каком направлении она будет развиваться. Они определили границы внешнеполитического курса и неизбежность политики «мягкой конфронтации» с Западом. Наконец, они определили основные принципы трансформации бизнес-среды, общее направление и механизмы перераспределения собственности.
Как настоящий скелет в шкафу невидимо управляет жизнью человека, внешне вроде бы свободного в своих поступках и во всем похожего на других, так и арест Михаила Ходорковского невидимо управлял российской историей, оставляя руководству страны лишь узкую полоску для маневрирования. Именно арест Михаила Ходорковского определил то, каким будет «Путин второго срока», и выбрал для России на ближайшие годы вектор «хард».
Примерно такое же влияние будет, скорее всего, иметь и сегодняшнее решение Дмитрия Медведева о признании независимости двух грузинских территорий. Можно бросаться направо и налево словом «геноцид», возмущаться Саакашвили, вспоминать про Косово, двойные стандарты, «вашингтонский обком», указывать на русские паспорта абхазов и осетин, на то, что вторая половина Осетии – это часть России (может быть, признать и ее независимость?). Многие из этих аргументов будут вполне уместны и даже резонны. Но надо при этом ясно отдавать себе отчет, что мы кладем на другую чашу весов.
Признание независимости Абхазии и Южной Осетии – это бомба, заложенная под отношения России с Западом на многие годы. Бомба, выкопать и обезвредить которую уже не смогут даже те, кто ее закладывал. Которая будет определять границы возможного и невозможного для России на мировой арене, особенности бизнес-климата и торгового режима, внешнюю и внутреннюю риторику тех, кто находится у власти, и набор средств, с помощью которых они будут защищать свою власть. Она по-новому отформатирует российскую политику и российскую экономику, выставит приоритеты и барьеры их развития.
И в этом смысле Владимиру Путину или кому-то еще, кто за ним стоит, больше не надо вслушиваться в подробности разговоров Дмитрия Медведева с лидерами Запада – в них не может произойти какого-то прорыва или неожиданного поворота, пока мина тикает. Не надо ревниво следить за настроениями бизнес-элиты, выступающей за технологическую кооперацию и институциональное сближение с Западом. Тому и другому поставлены жесткие пределы все той же тикающей миной. Не надо оглядываться на «мировое сообщество» и «последствия для инвестиционного климата» при принятии тех или иных решений. Потому что, снявши голову, по волосам не плачут.
В общем, нет больше выбора между «хард» и «софт», в который с таким энтузиазмом поверила российская элита нынешней весной. Потому что страна, держащая войска на территории другого государства, просто не может себе позволить такой выбор. Сегодняшним решением Дмитрий Медведев загнал и себя, и нас всех в угол. Но в этом и была цель тех, кто предложил ему такое решение принять.