Биография и легитимность: Время, которому ты служишь

В прошлом году в статьях о метафизике власти тема легитимности связывалась прежде всего с политикой. Но процессы легитимации есть также в познании и эстетике, в повседневных практиках, в любом сообщении - во всем, что нуждается в «объяснении и оправдании». Такое расширение позволяет увидеть особого рода «политику» в науке и искусстве, в индивидуальном самосознании, но многое открывает и в собственно политическом: в психологии протеста и в необычных реакциях власти на обострение проблем с легитимностью.

Наука занимается одновременно исследованием, но и легитимацией открытого. Работают логика и социология знания, цеховые традиции, процедуры (вывод, доказательство, верификация, фальсификация). Можно говорить о легитимности теории, эксперимента, человека как ученого и даже науки и знания в целом - для общества и человечества. В жизни искусства также есть производство артефактов и ценностей, но и система их легитимации, процедуры признания, среда «интеграции». В этом схожи (при всех отличиях) истины, шедевры, святые и святыни, гении, президенты, лидеры и авторитеты.

Сейчас цеховая, экспертная легитимация вытеснена вкусами политиков и функционеров, держателей и распорядителей богатств. В шаговой доступности от Кремля от казенных щедрот возникают персональные галереи живописцев, плохо обученных академическому рисунку, но любимых президентами и градоначальниками (это как-то связано, когда «лижут» в политике и по холсту). В проекте канонического учебника вся культура 1917-1922 гг. представлена одним Чапаевым, «русский авангард» исчерпывается Татлиным, но зато путинский период увенчан гениями Церетели, Шилова и Глазунова. Наука и вовсе отдана в управление административному органу, чего в истории не было никогда.

Можно все списать на разгул сорвавшейся с цепи бюрократии и власти, опьяневшей от того, что в философии называлось «волей к воле». Люди тестируют рубежи произвола. Власти мало думать, что она «может все», - важно доказать себе и всем, что она может «что угодно». Отсюда, в частности, этот конкурс абсурда в Думе.

Проблема легитимности возникает всегда, когда кончаются автоматизм и самоочевидность, когда начинают говорить и спорить: об истине, вкусах и убеждениях. Но это относится и к личной биографии, как только к ней перестают относиться автоматически, без «самоочевидного». Собственная жизнь может быть для человека более или менее легитимной - в разной мере объяснимой и оправданной. Есть такое слово: самоуважение.

Что такое нынешний российский протест в плане внутренней (для себя) легитимности биографий людей, у которых «все остальное хорошо»? Вряд ли он сводится к претензиям нового поколения на участие в политике и власти (как это звучало, в частности, в некоторых пояснениях, адресованных отцу нации на Валдае-2013). Вряд ли это исчерпывается даже ответом на ограничение всякой прочей самореализации - в бизнесе, искусстве, науке. Здесь даже максимальная успешность часто не снимает проблем внутренней легитимности биографии. Вполне состоявшегося человека может мутить от одной только обреченности прожить жизнь «в этом».

Здесь масштаб деятеля конфликтует с масштабом личности. Либо фигурант просто не дорастает до этой проблемы - либо прячется от нее. Но по большому счету в понимание легитимности биографии и качества жизни входит также «качество истории», в которой эта жизнь проходит. Некоторым трудно уважать себя и «уважать себя заставить» других, если нет возможности уважать само время, в котором ты живешь, и дело, которому ты служишь. Люди состоявшиеся и обеспеченные вдруг сами нарываются на ссылку, тюрьму или костер. Это дико, если не понять, что человек может сам портить себе жизнь, чтобы не испортить биографию, которую в режиме oнлайн наблюдает и оценивает его референтная группа.

Власть тоже это понимает, но с обратным знаком. Когда люди вконец теряют репутацию, они пытаются искоренить само это понятие и все, что с ним связано. Если бы не было этой массы диссертаций, уворованных политиками и функционерами, их надо было бы специально создать и «защитить», расследование замотать и даже очевидное оставить без последствий. Не то что репутации нет у кого-то: ее нет вообще - в стране, в природе.

То же с легитимностью. Теряя политическое признание, власть пытается изничтожить все, что обладает легитимностью хотя бы и в собственной сфере. Собственность академии и раздача статусов - мелочи в сравнении с этой интуитивной сверхзадачей: искоренить остатки достоинства, где бы они ни могли проявиться.

Конечно, культуру вряд ли так издевательски заламывают специально для того, чтобы можно было стучать одним пальцем по фортепиано на фоне хора физиков. Но, например, задача добить искусствознание, а значит, и профессиональную критику - благое дело с этой точки зрения.

Эффект от этого бывает, но очень недолгий. Тем самым власть портит репутацию истории, которая сейчас пишется не в учебнике, а в жизни. Это лишает легитимности само время, отмеренное человеку в его в общем-то не столь уж долгой жизни. И тогда активные, думающие и чувствующие люди окончательно портят отношения с властью, не просто нарушающей правила игры, но уничтожающей их вообще. Когда исчерпывается данный ресурс поддержания каких бы то ни было отношений, это хуже, чем когда в казне кончаются деньги.