Жизнь за алтарь

Вторая мировая близится к концу. Нацисты спешно минируют памятники архитектуры и хранилища с картинами и скульптурами, награбленными во время войны: если Гитлер погибнет, а война будет проиграна, все приказано взорвать - по принципу «так не доставайся ж ты никому». Картин и скульптур - целое море: вся история западноевропейского искусства должна была быть представлена в колоссальном музее, который Гитлер собирался построить в австрийском Линце.

Но в дело вступает команда храбрых американцев, одновременно искусствоведов и солдат, во главе с Фрэнком Стоуксом (Джордж Клуни). Они должны спешно отыскать шедевры, пока их не уничтожили немцы. Глаза у них, понятно, разбегаются - Германия большая, тайников много, а шедевров вообще не сосчитаешь. Клуни, для которого это пятый полнометражный фильм в качестве режиссера, концентрирует внимание зрителей на двух: «Гентском алтаре» Яна ван Эйка и «Мадонне Брюгге» Микеланджело. С первым все понятно - это одно из самых знаменитых произведений искусства в мире, которое за века его существования бесконечно пытались то уничтожить, то спрятать, то украсть (эта история могла бы стать сюжетом отдельного фильма). С «Мадонной» все немного сложнее: это предмет личной обсессии одного из участников операции - Дональда Джеффриса (Хью Бонневиль) и в первой половине фильма он гибнет, пытаясь спасти ее из бельгийского собора. Так что остальные теперь обязаны найти скульптуру - хотя бы из сентиментальных соображений.

При этом Сталин тоже хочет создать супермузей - только в Москве - и намерен вывезти из Германии в качестве трофеев как можно больше сокровищ. Поэтому американцам приходится не только допрашивать немцев, но и опережать русских. («Они потеряли 20 миллионов человек», - сразу сочувственно говорит куратор музея Метрополитен Джеймс Грейнджер (Мэтт Деймон), оправдывая желание советских солдат возместить причиненный войной ущерб, а заодно делая реверанс в сторону русских зрителей и огромного российского кинорынка.

Ну да, Мэтт Деймон очень обаятелен, но на историка искусства похож примерно так же, как Азазелло - на архиерея; герои Жана Дюжардена, Билла Мюррея, Боба Балабана, Бонневиля, Клуни - тоже если не участники цирковой труппы, то, во всяком случае, туристы-обыватели из разряда тех, что в Лувре сразу галопом бегут фотографировать Джоконду и Венеру Милосскую, не глядя попусту на все остальное. Вообще, единственный персонаж, в котором можно заподозрить искусствоведа, - парижанка Клэр Симон (Кейт Бланшетт), ненавидящая немцев, но аккуратно составляющая каталог шедевров, вывезенных ими из Франции. Прекрасной актрисе почти нечего играть, кроме элементарных эмоций типа праведного гнева (в самом начале, прежде чем преподнести фашисту шампанское, она тайком плюет в бокал). С другой стороны, и самая трогательная сцена в фильме - ее; Клэр, одинокая, не очень юная, угловатая, в очках, пытается соблазнить верного жене Мэтта Деймона, даря ему аляповатый галстук, предлагая коньяку и приговаривая: «Это же Париж».

Вот такая война - с евротуром, коньяком, антифашистскими плевками, приятными побочными находками в виде ста тонн нацистского золота, спасением мадонн и алтарей от цепких рук русских воинов, небольшими драмами (двое погибших героев все равно провели на экране слишком мало времени, чтоб зритель всерьез из-за них переживал; они с их смертями и введены-то были, чтоб показать, что это не просто рыбалка, а рыбалка на фронте)... Но в общем и целом нельзя сказать, чтоб «Охотники» при всей их простоте сильно раздражали. У них к тому же наверняка есть какая-то образовательная функция - если учесть, что как минимум половина зрителей до просмотра не слышали не только о «Гентском алтаре», но и вообще о существовании города Гента или Яна ван Эйка. Наверное, так и можно заинтересовать зрителя историей искусства - демонстрируя на пальцах, что любовь к шедевру может быть страстью, способной кардинально поменять жизнь. И все же Клуни пытается выдержать баланс между авантюрной комедией и настоящей кровью - и последовательно проваливается в ухаб на каждом повороте. В сущности, герои ищут ответ на простой вопрос: «Можно ли жертвовать человеческой жизнью ради спасения шедевра?» Ответ - можно. В теории - даже своей. Но только в теории; и ответ находится в эпилоге, через 30 с лишним лет после окончания основного действия, когда постаревший герой (сыгранный Ником Клуни, отцом режиссера) вместе с внуком смотрит на «Мадонну» Микеланджело в соборе Брюгге, благостно вздыхает и отпускает от себя всю печаль.