Избиение детей как повод для дискуссии

После акций сторонников Алексея Навального 5 мая, на которых задержали, причем задержали жестко, больше полутора тысяч человек (и среди них немало было подростков, а то и детей), в социальных сетях развернулась дискуссия – правильно или нет побили этих детей, заломали им руки, засунули в автозак и отвезли в отделение полиции.

Писать колонку об этой дискуссии непросто, если тебе удается сохранить какой-то морально-этический компас. Конечно, первая и самая простая реакция – сказать что-то вроде: «Люди, вы звери». Ужаснуться, ахать, охать, причитать, а также с пеной у рта доказывать тем, кто говорит, что оппозиция просто пиарится, подставляя детей под дубинки, что они совсем осатанели.

После этого приходит отрезвление. Понимаешь, почему и зачем разные люди говорят, что дети заслужили то, что их побили дубинками на Пушкинской площади в Москве. Одни просто получают за это деньги, и у них нет совести – либо они ее глубоко спрятали. С ними все понятно. Что им закажут, то они и пишут. Идеология их мечется, как флюгер.

Другие поинтереснее: они говорят это как бы искренне, потому что во всем видят цинизм, всюду им мерещатся хитроумный пиар, теория заговора, обман и ложь. Это люди не только из московского фейсбука, но и из региональных «Одноклассников» – как пиарщики, маркетологи, журналисты, так и вообще кто угодно. Это своего рода вытеснение своих страхов, неврозов, комплексов. Кто-то стесняется до сих пор того, что работает на государство, кто-то сделал подлость, кто-то просто получает удовольствие от власти и денег. Психика все это обороняет и переводит всех их в режим атаки, приправленной нездоровой дозой цинизма. Это не с властью что-то не так, это вы нам мешаете.

Но ведь этого не было еще, скажем, пять лет назад. Откуда это взялось? Почему вошло в норму? Точнее, почему норма опустилась до такого. Ребенка бьют, ему заламывают руку. Никто не вмешивается, но разгорается дискуссия, где страдания самого ребенка – не главная тема. Это моральное опустошение? Эмоциональное выгорание? Как это произошло – само по себе или нет?

Во многом это произошло намеренно, как продукт целенаправленной медийной работы кремлевской администрации, скоординированной, конечно, с другими направлениями – политическим, полицейским, судебным и проч.

В самом конце 2011 г., после первых митингов за честные выборы, сменился замглавы администрации, курирующий внутреннюю политику: вместо Суркова тогда пришел Володин. Его команда в течение следующих лет методично «зачистила» все информационные и коммуникационные каналы, которые сделали митинг на Болотной возможным, – одними из них были, безусловно, социальные сети. В 2011 г. рунет воспринимался как однозначно оппозиционное пространство: немногочисленные прокремлевские активисты и колумнисты сиротливо смотрелись в «Живом журнале», фейсбуке и твиттере.

Ставшая известной в последние годы благодаря шумихе в западной прессе система «кремлеботов» возникла не из ниоткуда. Ее корни как раз из зимы 2011–2012 гг. Именно тогда стали покупать лайки, ретвиты, аккаунты в Индии и Пакистане, выводить хештеги. А вскоре стали появляться первые «фабрики троллей»: впервые такой центр (в Петербурге) раскрыла «Новая газета» в сентябре 2013 г.

Была выстроена целая индустрия по фабрикации общественного мнения. Суть ее не в том, чтобы навязать одну точку зрения. Напротив, их задача, как правило, распространять самые разные версии. Если Boeing сбили над Украиной, то, может, это украинцы и сбили? А если это была провокация? Или все постановка? Или самолет летел с трупами? Или инопланетяне?

Для чего это делается? Базовая психология: человек, читая такое, делает простой вывод, что установить правду невозможно, плюется и говорит: «Чума на оба ваши дома». Возникает замусоренность информационного пространства, а за ней приходят усталость, раздраженность и апатия – и в итоге размытие нормы и границ допустимого. Но стоит ли винить в этом только администрацию президента и армию троллей? Хотелось бы все свалить на них, но, пожалуй, лучше умыться ледяной водой и посмотреть на себя в зеркало.

Автор — диджитал-директор RTVI