Куклы и кролики

Беда «Болилока» не столько в самой постановке, сколько в наших завышенных ожиданиях. Филипп Жанти по-прежнему один из самых удивительных людей в современном театре, и, если вы не видели его спектаклей на прошлых Чеховских фестивалях, свести знакомство с «Болилоком» нелишне. Но если уже были хотя бы однажды очарованы его сюрреалистическим иллюзионом, досада почти неизбежна.

В новой постановке есть все фирменные знаки Жанти: бесконечные метаморфозы, игры с подсознанием, путешествие во внутренний мир (буквальное), странные объекты и не менее странная логика. Но вселенная тревожных и чудесных превращений словно прохудилась и наспех залатана шутовскими репризами, безбожно затянутыми и удручающе несмешными. Парадоксальная ирония, пленявшая в прежних спектаклях Филиппа Жанти, просвечивает в паре эпизодов, но основной сюжет – нарочито грубая работа.

«Болилок» рассказывает о двух неприятных куклах, захвативших власть над кукловодом. Актриса Элис Осборн достает из коробок уродливые фигурки с реалистично вылепленными головами партнеров по спектаклю и обращается с ними как воспитательница с капризными детьми, но очень скоро персонажи меняются ролями. Элис оказывается на хирургическом столе, а марионетки, превратившись в актеров Скотта Кехлера и Кристиана Хека, вооружаются пилой и сверлом, чтобы узнать, что у человека внутри. Операция сопровождается ужимками и шутками, недвусмысленно отсылающими к второсортным юмористическим телешоу из тех, где обычно включают закадровый смех.

В зале тоже смеются, но смысл убогой клоунады отнюдь не забавен: если Жанти хотел показать, что главное свойство марионетки – пошлость, то ему это удалось. Вероятно, «Болилок» – самый страшный спектакль знаменитого кукловода, потому что проделывает с ним тот же фокус, что марионетки с Элис: Жанти играет с пошлостью, полагая, что ее можно контролировать, и упускает момент, когда эта великая сила захватывает над спектаклем власть, непоправимо корежа хрупкий сценический мир.

«Невидимый цирк» устроен гораздо проще. В нем нет ни сюжета, ни хитроумно устроенных номеров, но лукавое простодушие Виктории Чаплин и Жана-Батиста Тьере за пять минут превращает любого зрителя в пятилетнего ребенка под новогодней елкой.

Тьере, внешне неуловимо напоминающий нашего Славу Полунина, умеет показывать фокусы, но еще больше любит сделать вид, что фокус не получается. Ставит на сцену игрушечную лошадь и делает какие-то пассы руками; ничего не происходит. Тьере повторяет те же пассы в сторону публики – просит помощи зала. Устоять, как ни странно, невозможно: взрослые люди, должно быть вспомнив, как когда-то кричали «Елочка, зажгись!», начинают отчаянно махать перед собой руками. Лошадь падает; ура.

А знаете, как правильно пользоваться веером? Держите его прямо и как можно быстрее мотайте головой.

В «Невидимом цирке» есть, конечно, и более замысловатые трюки, которые проделывает гуттаперчевая Виктория Чаплин. Но главный смысл этого шоу в том, чтобы заставить зрителя вспомнить изумление, с каким в детстве открываешь рот, когда тебе с помощью пальцев и тени на стене показывают кролика.

И раз уж мы заговорили о кроликах, не могу отказать себе в удовольствии представить вам Жана-Луи. Тьере сажает его в коробку и голосом дрессировщика говорит: «Жан-Луи, стань черным! Жан-Луи, стань белым! Жан-Луи, стань невидимым!» И Жан-Луи безропотно выполняет все просьбы, потому что он идеальный артист – невидимый кролик в «Невидимом цирке».